Неточные совпадения
— Да, да, это правда: был у соседа такой учитель, да еще подивитесь, батюшка, из семинарии! — сказал помещик, обратясь
к священнику. — Смирно так шло все сначала: шептал, шептал, кто его знает что, старшим детям — только однажды девочка, сестра их, матери и проговорись: «Бога, говорит, нет, Никита Сергеич от кого-то слышал». Его
к допросу: «Как Бога нет: как так?»
Отец к архиерею
ездил: перебрали тогда: всю семинарию…
Сенатор и мой
отец ездили к брату, которого не видали несколько лет, для переговоров и примирения, потом разнесся слух, что он приедет
к нам для окончания дела.
Между рекомендательными письмами, которые мне дал мой
отец, когда я ехал в Петербург, было одно, которое я десять раз брал в руки, перевертывал и прятал опять в стол, откладывая визит свой до другого дня. Письмо это было
к семидесятилетней знатной, богатой даме; дружба ее с моим
отцом шла с незапамятных времен; он познакомился с ней, когда она была при дворе Екатерины II, потом они встретились в Париже, вместе
ездили туда и сюда, наконец оба приехали домой на отдых, лет тридцать тому назад.
Они никогда не сближались потом. Химик
ездил очень редко
к дядям; в последний раз он виделся с моим
отцом после смерти Сенатора, он приезжал просить у него тысяч тридцать рублей взаймы на покупку земли.
Отец мой не дал; Химик рассердился и, потирая рукою нос, с улыбкой ему заметил: «Какой же тут риск, у меня именье родовое, я беру деньги для его усовершенствования, детей у меня нет, и мы друг после друга наследники». Старик семидесяти пяти лет никогда не прощал племяннику эту выходку.
Родных он чуждался;
к отцу ездил только по большим праздникам, причем дедушка неизменно дарил ему красную ассигнацию; с сестрами совсем не виделся и только с младшим братом, Григорием, поддерживал кой-какие сношения, но и то как будто исподтишка.
Он, надобно тебе объявить, еще тебя не было на свете, как начал
ездить к твоей матушке; правда, в такое время, когда
отца твоего не бывало дома.
Он наскоро собрался и уехал. На каникулы мы
ездили к нему, но затем вернулись опять в Житомир, так как в Дубно не было гимназии. Ввиду этого
отец через несколько месяцев попросил перевода и был назначен в уездный город Ровно. Там он заболел, и мать с сестрой уехали
к нему.
Кроме обыкновенных прогулок пешком ежедневно поутру и
к вечеру, мать очень часто
ездила в поле прокатываться, особенно в серенькие дни, вместе с
отцом, со мною и сестрицей на длинных крестьянских дрогах, с которыми я познакомился еще в Парашине.
Здоровье матери было лучше прежнего, но не совсем хорошо, а потому, чтоб нам можно было воспользоваться летним временем, в Сергеевке делались приготовления
к нашему переезду: купили несколько изб и амбаров; в продолжение Великого поста перевезли и поставили их на новом месте, которое выбирать
ездил отец мой сам; сколько я ни просился, чтоб он взял меня с собою, мать не отпустила.
Заметив, что дорога мне как будто полезна, мать
ездила со мной беспрестанно: то в подгородные деревушки своих братьев, то
к знакомым помещикам; один раз, не знаю куда, сделали мы большое путешествие;
отец был с нами.
На следующий день я видел Зинаиду только мельком: она
ездила куда-то с княгинею на извозчике. Зато я видел Лушина, который, впрочем, едва удостоил меня привета, и Малевского. Молодой граф осклабился и дружелюбно заговорил со мною. Из всех посетителей флигелька он один умел втереться
к нам в дом и полюбился матушке.
Отец его не жаловал и обращался с ним до оскорбительности вежливо.
Частые переходы от задумчивости
к тому роду ее странной, неловкой веселости, про которую я уже говорил, повторение любимых слов и оборотов речи папа, продолжение с другими начатых с папа разговоров — все это, если б действующим лицом был не мой
отец и я бы был постарше, объяснило бы мне отношения папа и Авдотьи Васильевны, но я ничего не подозревал в то время, даже и тогда, когда при мне папа, получив какое-то письмо от Петра Васильевича, очень расстроился им и до конца августа перестал
ездить к Епифановым.
— Да как придется, — вмешался Илюшка, который в это время, привязав лошадей под навес, подошел
к отцу. — Кадминские ребята на восьми тройках в Ромен
ездили, так, говорят, прокормились, да десятка по три на тройку домой привезли; а то и в Одест, говорят, кормы дешевые.
А Юлия Сергеевна привыкла
к своему горю, уже не ходила во флигель плакать. В эту зиму она уже не
ездила по магазинам, не бывала в театрах и на концертах, а оставалась дома. Она не любила больших комнат и всегда была или в кабинете мужа, или у себя в комнате, где у нее были киоты, полученные в приданое, и висел на стене тот самый пейзаж, который так понравился ей на выставке. Денег на себя она почти не тратила и проживала теперь так же мало, как когда-то в доме
отца.
Потом дни через два
отец свозил меня поудить и в Малую и в Большую Урему; он
ездил со мной и в Антошкин враг, где на самой вершине горы бил сильный родник и падал вниз пылью и пеной; и
к Колоде, где родник бежал по нарочно подставленным липовым колодам; и в Мордовский враг, где ключ вырывался из каменной трещины у подошвы горы; и в Липовый, и в Потаенный колок, и на пчельник, между ними находившийся, состоящий из множества ульев.
А до 15 лет и больши царевича, кроме тех людей, которые
к нему уставлены, и кроме бояр и ближних людей, видети никто не может (таковый бо есть обычай), а по 15 летех укажут его всем людям, как ходит со
отцом своим в церковь и на потехи; а как уведают люди, что уж его объявили, и изо многих городов люди на дивовище
ездят смотрити его нарочно» (Кошихин, I, 28).
Дознано было, что
отец и старший сын часто
ездят по окрестным деревням, подговаривая мужиков сеять лён. В одну из таких поездок на Илью Артамонова напали беглые солдаты, он убил одного из них кистенём, двухфунтовой гирей, привязанной
к сыромятному ремню, другому проломил голову, третий убежал. Исправник похвалил Артамонова за это, а молодой священник бедного Ильинского прихода наложил эпитимью за убийство — сорок ночей простоять в церкви на молитве.
Артамонов знал, что именно Мирон метит в честные люди и что
отец его
ездил в Москву хлопотать, чтоб Мирона кто-то там назначил кандидатом в государеву думу. И смешно и опасно представить этого журавля-племянника близко
к царю. Вдруг вбежал растрёпанный, расстёгнутый Алексей и запрыгал, затрещал...
Но это не украшало
отца, не гасило брезгливость
к нему, в этом было даже что-то обидное, принижающее.
Отец почти ежедневно
ездил в город как бы для того, чтоб наблюдать, как умирает монах. С трудом, сопя, Артамонов старший влезал на чердак и садился у постели монаха, уставив на него воспалённые, красные глаза. Никита молчал, покашливая, глядя оловянным взглядом в потолок; руки у него стали беспокойны, он всё одёргивал рясу, обирал с неё что-то невидимое. Иногда он вставал, задыхаясь от кашля.
К рождеству мужики проторили в сугробах узкие дорожки. Стало возможно
ездить гусем. По давно заведенному обычаю, все окрестные священники и дьячки, вместе с попадьями, дьяконицами и дочерями, съезжались на встречу Нового года в село Шилово,
к отцу Василию, который
к тому же на другой день, 1 января, бывал именинником. Приезжали также местные учители, псаломщики и различные молодые люди духовного происхождения, ищущие невест.
— Следует, что он
к ним
ездил, ну, и здесь был слух, что он на этой сестре женится, а вышло вздор. Она была, знаете, только, как я придумал, громовой отвод, а интригу-то он вел с этой молодой барыней, дочерью Ваньковской: я ее не знаю, должна быть хорошенькая, а с
отцом хорошо был по клубу знаком: человек был умный, оборотливый; мать тоже знаю, видал в одном доме.
Мендель-отец приходил
к моему дяде, и они
ездили куда-то вместе, с заступничеством…
Иван Михайлович(торжественно). Предложение ваше, Анатолий Дмитриевич, мне приятно. Я был об вас всегда самого лучшего мнения. И теперешний поступок ваш подтверждает все хорошее. Вы поступили, как истинно честный человек. Вы
ездили в дом не без цели, не компрометировали девушку; и потом вы, как истинно благородный человек, не позволили себе смущать девушку, а обратились прежде
к отцу. Это высоко благородная черта.
На другой день поутру
отец мой
ездил к Рубановским, мать же по нездоровью оставалась дома.
Людмила.
Отец говорит, что богатые люди в наше захолустье за добром не
ездят. У меня что-то непокойно сердце; мне кажется, что это посещение не
к добру. (Раздевается и подходит
к окну.)
Саша. Прощай! Не увидишь меня больше! Не
езди к нам… Колю
к тебе
отец будет возить… Бог тебя простит, как я прощаю! Погубил ты нашу жизнь!
— Куда, чай, в дом! — отозвался Чалый. — Пойдет такой богач
к мужику в зятьях жить! Наш хозяин, хоть и тысячник, да все же крестьянин. А жених-то мало того, что из старого купецкого рода, почетный гражданин. У
отца у его, слышь, медалей на шее-то что навешано, в городских головах сидел, в Питер
ездил, у царя во дворце бывал. Наш-от хоть и спесив, да Снежковым на версту не будет.
Знамо дело, зачем в Комаров люди
ездят: на могилку
к честному
отцу Ионе от зубной скорби помолиться, на поклоненье могилке матушки Маргариты.
— Домовитый же ты хозяин,
отец Михаил, — сказал Патап Максимыч, возвращаясь в гостиницу. —
К тебе учиться
ездить нашему брату.
— О брате вздумала… Патап на ум пришел… Знался он с отцом-то Михаилом, с тем красноярским игумном… Постом
к нему в гости
ездил… с тем… Ну, с тем самым человеком…
— Справедливы ваши речи, Михайло Васильич, — сказал Алексей. — Сам теперь знаю про то… Много ли, кажется,
поездил — только в город, да еще тогда по вашему приказу
к отцу Михаилу, а и тут, можно сказать, что глаза раскрыл.
Тогда Поликрат захотел сам ехать
к Оройтесу — смотреть его богатства. В эту самую ночь дочь Поликрата увидела во сне, что он будто висит на воздухе. Дочь и стала просить
отца, чтоб он не
ездил к Оройтесу; но
отец рассердился и сказал, что он ее не отдаст замуж, если она не замолчит сейчас. А дочь сказала: «Я рада никогда не идти замуж, только не
езди ты
к Оройтесу: я боюсь, что с тобой случится беда».
Прежде езжала она на соборы с
отцом и матерью, но вот уже четыре года минуло, как паралич приковал
к постели ее мать, и Катенька
ездит к Луповицким одна либо со Степаном Алексеичем.
И они расстались. Перед обедом Софья Львовна поехала в монастырь
к Оле, но там сказали ей, что Оля где-то по покойнике читает псалтирь. Из монастыря она поехала
к отцу и тоже не застала дома, потом переменила извозчика и стала
ездить по улицам и переулкам без всякой цели, и каталась так до вечера. И почему-то при этом вспоминалась ей та самая тетя с заплаканными глазами, которая не находила себе места.
Льюис жил в пригороде Лондона, в комфортабельном коттедже, где они с Джордж Элиот принимали каждую неделю в дообеденные часы. Вся тогдашняя свободомыслящая интеллигенция
ездила к автору"Адама Бида"и"Мидльмарча", не смущаясь тем, что она не была подлинной мистрисс Льюис. При
отце жил и его уже очень взрослый сын от первого брака — и всегда был тут во время этих приемов.
В Малом театре на представлении, сколько помню, «Женитьбы» совершенно неожиданно дядя заметил из кресел амфитеатра моего
отца. С ним мы не видались больше четырех лет. Он
ездил также
к выпуску сестры из института, и мы с дядей ждали его в Москву вместе с нею и теткой и ничего не знали, что они уже третий день в Москве, в гостинице Шевалдышева, куда он меня и взял по приезде наших дам из Петербурга.
Фимка успокоилась. Кузьма сказал правду. Вскоре дворня вздохнула свободнее, и
к отцу Варфоломею Дарья Николаевна
ездила лишь тогда, когда сама, не ровен час, хватит по голове провинившегося или провинившуюся из дворни, чем попало: рубелем, скалкой, а то и весовой гирей. От порки, произведенной Кузьмой, не умирал никто, даже никто долго не болел: так «про-клажался», как говорили во дворне.
Он исполнял свои обязанности с каким-то наслаждением, и Дарье Николаевне все чаще и чаще приходилось
ездить для переговоров
к попу,
отцу Варфоломею, так как не проходило недели — двух, чтобы Степан кого-нибудь да не засекал до смерти.
В одно из воскресений, после обедни в том самом монастыре, где была похоронена Елена Афанасьевна и куда неукоснительно
ездил Афанасий Афанасьевич и Агафья с Аленушкой, последняя, видя, что
отец направляется из церкви не
к ожидавшему их за оградой экипажу, куда ведет ее няня, вдруг стремительно схватила его за рукав и тоном мольбы сказала...
Увоз первой из родительского дома Савиным, укрывшим свою «невесту», как называли уже Гранпа в театральных кружках под покров ее бабушки, произвел, конечно, переполох в ее семье, но
отец Маргариты побаивался Нины Александровны и предпринимать что-нибудь против старушки, несмотря на настояния своей сожительницы, не решался, даже
ездить к Нине Александровне он не смел, так как старушка все равно не приняла бы его, прозевавшего и погубившего, как она выражалась, ее дочь — мать Маргариты.
Авив гораздо дельнее. Он и по смерти
отца не прикончит своего дела, будет торговать ситцем, сидеть в амбаре,
ездить к Макарию, на ярмарку, и якшаться с"азиатами".
Он терзает животных, бьет немилосердно, без причины, коня, на котором
ездит, бьет служителей, исполняющих медленно его повеления, трунит вслед
отцу над придворным лекарем и шутом, мейстером Леоном, как называют его при дворе, и раз травил его своими собаками; он не любит учения, привязан
к одним гимнастическим забавам.
— Не могу знать… Я знаю только, что вчера по приезде он посылал меня в адресный стол справляться о местожительстве графа Владимира Петровича Белавина, и вчера же вечером
ездил к нему, но не застал его дома… Вернувшись, он несколько раз повторял про себя: «кажется невозможно привести этого
отца к последнему вздоху его дочери».
Отец поездит,
поездит, и заедет
к дочке: «Дай полтинник — я другой день без почина».
По приказам — брадатые бояре, по городам — благочестивые и бородатые же воеводы, и те, и другие, и третьи строго соблюдают посты, по субботам ходят в баню, по воскресеньям — за крестными ходами, часто
ездят по святым обителям на богомолья, отнюдь не дозволяют народу бесовских игр и ристалищ «яже от бога отводят,
к бесом же на пагубу приводят», истребляют театры, запрещают танцы, музыку, маскарады, воздвигают гонения на общечеловеческое, истинное просвещение, как на богохульное, святыми
отцами не заповеданное и притом еще заморское, и пр. и пр.
«Анатоль
ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя.
Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойною улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивою: пусть делает, что́ хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».